«История обыкновенного безумия» моноспектакль Семена Александровского по прозе Ч. Буковски 27 марта был представлен в Театральном Центре «На Страстном».

В зале аплодисменты – закончился спектакль. Свист и крики «молодец!» выдают этот обычный на первый взгляд, театральный вечер. Начинаешь приходить в себя,  думаешь почесать щетину и понимаешь, что ее у тебя нет… Перед сценой вьется молодой человек, надо бы подойти и поблагодарить, но у тебя хрипят даже мысли…Это вот что? Искушенный московский зритель, видавший всякое, притуплено улыбаясь, толпится в гардеробе. Смотрит издалека на парня у сцены с восхищением, ухмыляется и выходит прочь из ТЦ. К герою вечера подходят люди постарше, успевшие найти для себя компромисс после всего произошедшего.

Кто-то успешно считает, что дело в ругани, геморрое или совокуплении с животными. Здесь, безусловно,  компромисс в независимости проекта, в «смелости подачи» . Кто-то вышел прочь из зала, потому что, ну, не нужен никому чужой геморрой, своего хватает… Кто-то не смог устоять перед романтическим героем Александровского и ему и геморрой не геморрой — так царапина, и зоофилия не зоофилия -  так любовь, чувства ...

Свет фонаря, Том Уэйтс, Мальборо, «старина Хэм» —  полтора часа спектакля превращаются в полтора часа монолога с самим собой. Романтики видят свое, скептики — свое, подростки — свое. Действо рождается вокруг нас, в атмосфере откупоренных бутылок виски, клетчатых пиджаков, шляп и небритых довольных физиономий. Девочки истерично гогочут в интимных местах, люди в возрасте вскидывают головы или подергивают уголками рта – это все мы уже проходили, это и есть форма. Наполнять полуторачасовой монолог содержанием задача не простая: «лицам, не достигшим половой и интеллектуальной зрелости, спектакль категорически противопоказан!» – эту фразу пишут на всех афишах спектакля и не зря ...  и не для подростков, чтобы их подразнить.

«Не нужно обманываться «развлекательностью» Буковски: развлекательность — в том, что его тексты никогда не морализуют и не тычут читателя носом в обязательность совершения какой-либо внутренней работы». Все что происходит со зрителем, зависит только от него самого.

"Александровский выбрал наиболее сложный путь и через погружение на самое дно жизни, где под прессом шокирующих многих анатомических подробностей, непосредственно связанных с образом жизни писателя-пьяницы, попытаться показать скрытую между строк поэзию. Именно к ней и стремится актёр в своей работе и ему удивительным образом удаётся прикоснуться к этой невидимой, но ощутимой субстанции. Происходит это благодаря той самой изначальной простоте образа и открывающейся через него простоте чувств. Чувств истинных и даже нежных, не обременённых общественными условностями, а скрытых в иле на самом дне пропитой в хлам души. В эти моменты сквозь маску пижона, прожигателя жизни и эпатажного алкоголика начинает просвечивать истинное лицо страдающего от одиночества  художника». Л. Исаев «Просцениум».

Александровский говорит о постановке "мне есть что сказать: существующий порядок вещей меня не устраивает, жизнь немилосердна, человек существует в чудовищных условиях. Какие у человека есть лазейки для счастья? Только любовь. А много ли любви в этом мире?.. А если человеку и удается найти лазейку для счастья, счастье это бывает недолговечно. Основа жизни — страдание. ".

Можно принимать или не принимать этот спектакль, тонны мата, боли со всех сторон отучили нас бороться, видеть за хламом что-то большее, чем просто хлам. То, что основа жизни и есть страдание, не говорит о том, что вся жизнь это страдание... Каждый выберет что-то свое, кто-то просто любит виски..., но " если ты хоть порою умудряешься в этой жизни любить, получать любовь, получать удовлетворение, наслаждение, радость, кайф, то в этом и есть пожалуй какой-то смысл ".

«...почти каждый писатель думает

что он пишет

исключительные работы.

это

нормально.

быть дураком —

нормально.

и после этого я

вылезал из постели

находил кусок

бумаги

и начинал

писать

снова»

Ч. Буковски.