В издательстве Atlantic вышла книга британского журналиста Барри Майлза «Говорит Лондон. История лондонской контркультуры после 1945 года».

Барри Майлз  – опытный хроникер, автор книг о Поле Маккартни, битниках — Уильяме Берроузе, Джеке Керуаке, Аллене Гинзберге, Фрэнке Заппе, и не только непосредственный свидетель той эпохи, но и участник, находящийся в гуще событий. “Говорит Лондон” – не энциклопедия времени. В самом начале автор предупреждает: он рассказывает о людях, местах и явлениях, о которых знал или в которых ему доводилось бывать лично.

70-е годы, лондонский  район Сохо – “именно отсюда пошли и британский джаз, и британский рок-н-ролл” – пишет автор. Исследование “неофициальной” культуры Лондона Майлз начинает аж с послевоенных клубов и мьюзик-холлов, пользовавшихся популярностью в то время. В таких заведениях довольно часто выступало популярное комедийное трио The Goons, оказавшее огромное влияние на Monty Python, и даже на Beatles.

«В любом  крупном городе есть места,  где собираются художники и студенты. Когда-то таким местом в Лондоне был Челси, но в 20-е годы дома, где жила рабочая беднота, были снесены, и на их месте возникли квартиры богачей. После войны Челси выглядел заброшенным и неухоженным, но разбомбленные дома были быстро восстановлены, и жить там могли уже лишь самые богатые представители богемы. Сохо — с другой стороны — всегда был центром космполитичного Лондона. Здесь по очереди селились французы, немцы, евреи, греки, в 70-е годы китайцы создали здесь свой минигород — Чайнатаун. Уже в конце войны Сохо был единственным местом в Британии, которое обладало подлинным континентальным духом. Сейчас странно представить себе, что свечка в бутылке кьянти и натянутая под потолком рыболовная сеть были верхом романтической изысканности. Неудивительно поэтому, что именно в Сохо стекались люди, желавшие хоть на несколько часов отдохнуть от британской обыденности. Именно отсюда пошли и британский джаз, и британский рок-н-ролл».

Музыканты, находящиеся  на грани официальной культуры, выступали и в стрип-клубах. О царящих там нравах и порядках Барри Майлз рассказывает следующее: «Улица Уиндмилл-стрит, отходящая от Тоттенхэм Корт Роуд, славилась своими стрип-клубами, которые не прекращали работать даже в годы войны. Нагота на сцене была запрещена законом, но для того, чтобы дать возможность работать художественным школам и художникам, которые рисовали обнаженную натуру, в законе было сделано одно послабление — нагота позволялась лишь в том случае, если обнаженная модель находилась на сцене неподвижно. Владельцы клубов воспользовались этой лазейкой и создавали шоу, в которых стриптизерша замирала в неподвижности, как только с ее тела спадал последний клочок одежды. Или же конферансье зычным голосом требовал от зала всеобщего внимания, отдергивал занавес и открывал взору публики шеренгу застывших в неподвижности обнаженных красоток. Долго сохранять неподвижность девушкам, однако, не удавалось, и нередко среди публики оказывался полицейский в штатском или какой-нибудь всегда готовый пожаловаться в полицию моралист, и поэтому акты стриптиза чередовались музыкой или комедийными номерами».

Автор в красках  повествует о предыстории создания Ронни Скоттом его знаменитого клуба “Ronnie Scott’s”. До того, как обзавестись собственным клубом, саксофонист играл на многочисленных мелких площадках, раскиданных по всему Вест-Энду. Одно из таких заведений называлось Club Eleven, и находилось оно на прославившейся чуть позже Карнаби-стрит. Уже туда Ронни Скотт умудрялся приглашать заезжих американских джазменов. И все шло хорошо, до тех пор, пока в клуб, где Скотт доигрывал последние аккорды пьесы Чарли Паркера “Now's the Time”, не нагрянул рейд специального антинаркотического подразделения полиции. Как вспоминал впоследствии Скотт, “весь пол был усыпан поспешно выброшенными косяками и пакетиками с кокаином”. Полтора десятка музыкантов и слушателей провели ночь в полицейском участке. Все арестованные были приговорены к штрафу, и клуб закрылся. Свой же клуб на Джерард-стрит в Чайнатауне Ронни Скотт открыл лишь в октябре 1959 года. В свое нынче прославленное помещение на Фрит-стрит в Сохо клуб переехал в самом конце 1965 года.

В начале 60-х  годов в районе Сент-Джеймс, недалеко от Пикадилли, Барри Майлз открыл свою галерею Indica. Располагалась она в практически тайном и очень укромном внутреннем дворе под названием Mason's Yard. В этом же дворе жили писатель-битник Уильям Берроуз, певец группы Animals Эрик Бердон и фотограф Rolling Stones Джеред Манковиц. Оформлять галерею Барри Майлзу помогал его знаменитый друг Пол Маккартни и тогда еще совсем незнаменитый молодой человек по имени Марк Фелд, который потом прославился как лидер T.Rex Марк Болан. Здесь покупал книги Джон Леннон, и нередко выставлялась американская авангардистка Йоко Оно. Именно в галерее Indica Йоко начинала свои дикие вокальные экзерсисы. В 1966 году Барри Майлз и несколько его друзей решили создать первую в Лондоне андерграундную газету. Она получила название “International Times” – как антитеза знаменитой лондонской “Times”. В честь этого в бывшем паровозном депо Roundhouse было решено устроить грандиозную вечеринку, на которой выступали никому еще не известные Soft Machine и Pink Floyd. О том,  что происходило в тот вечер Барри Майлз пишет: «Место было совершенно небезопасное. Пола по сути дела не было, из грязи торчали металлические балки. На все здание было всего два туалета, а электричества столько, сколько хватало лишь на небольшой домик. Огромные двери открывались на задворки железнодорожного депо, а лестница, по которой надо было подниматься, была такой узкой, что пройти по ней мог только один человек. Но когда, наконец, эта лестница была преодолена, ты попадал в пространство, которое мы окрестили „Спонтанный андерграунд“. Девушки в серебристых миниюбках брали у вас билет и вручали вместо него кусочек сахара. ЛСД, против ожидания, там не было, но многие были убеждены в обратном и вели себя соответственно. Все тонуло в клубах дыма марихуаны. на свешенные с балкона простыни проецировались фильмы и световые шоу. В неотапливаемое помещение сквозь огромные дыры тянул холодный октябрьский воздух и поэтому, чтобы согреться, все постоянно перемещались. Атмосфера была карнавальная: Пол Маккартни в костюме арабского шейха шел под руку с Джейн Ашер. Моника Витти была с Микеланджело Антониони, который тогда как раз снимал в Лондоне свой фильм Blow Up. Приз за самый „обнаженный“ костюм получил явившийся вместе с Марианн Фейтфул Мик Джаггер, облаченный в женский купальник, скроенный по подобию монашеской рясы. В центре зала в специальной деревянной конструкции колыхалось огромных размеров желе, и когда менеджер Pink Floyd выдернул скреплявшие его деревянные рейки, оно расползлось по залу. Некоторые стали его есть, а один парень разделся и нырнул в него с головой — жест смелый до отчаяния — было холодно, а принять душ, чтобы смыть с себя липкую массу, было негде. Оба туалета засорились почти немедленно, но, несмотря на все, люди пребывали в состоянии эйфории».

Вот так, оказывается, в свое время “зажигали” легендарные старички. Об этом и о многом другом Барри Майлз рассказывает на страницах своей новой книги «Говорит Лондон. История лондонской контркультуры после 1945 года».

Подготовлено  по материалам информационного  агентства BBC Russian.