Первый кадр. Старец молится о прощение, просит знака у Бога в аскетичных пространствах монастырской комнаты. Его белое лицо в бороздах, глаза лихорадочно поднимаются вверх. Следующий кадр. Он идет по коридору, его одевают в дорогие одежды, трагично вешают на шею золотой крест. Он превращается в царя Ивана (Петр Мамонов). Из блаженного ангельского взора неловко, но четко прослеживается рождение буквально в следующей секунде демонического взгляда, полного агонии и неуверенности. К царю, по его просьбе, из Соловков приезжает игумен Филипп (Олег Янковский. Последняя роль), дабы служить ему и помочь увидеть праведный путь в кровавом терроре опричнины, в безумствах, в самом царе, грубо говоря, в ад чтобы не попасть. Бред фанатика, порок, умопомешательство, скитание в бесконечности между черным и белым, слепая вера в страшный суд. Вот, каков царь. Филипп предпринимает попытку, противясь собственным желаниям, помочь царю...

Фильм разделен на 4 части. В течение которых внимательный зритель может  увидеть целиком кроваво-безбожный и одновременно богобоязненный мир одного человека у власти и самую лучшую работу Лунгина. Лунгин не щадит зрителя, выставляя все на обозрение. Не приходит в голову искать исторические небрежные ошибки, не приходит в голову анализировать. 116 минут ты поглощен черно-белым миром между царем Иваном Грозным и игуменом Филиппом. Фильм полон религиозных символов. Блаженная девочка с иконой в руках, вороны, кончается история Филиппа «поцелуем Иуды», и финальным аккордом является победа светлого и молчаливого над апатичным богохульством царя Ивана. Помазанник божий, на троне, черный как ворон в бледном утреннем свете, он спрашивает «Где мой народ?». В начале же фильма у него было светлое лицо, он был близок к этому свету во всем своем облике.

Актерский состав не подвергается никакой критике, как и режиссерская работа. Мамонов в образе царя и последний актерский путь Янковского в роли игумена Филиппа, Юрий Кузнецов в роли Малюты Скуратова и, что самое удивительное, Иоанн (Иван) Охлабыстин, который до недавнего времени, насколько мне известно, был священником, а играет, не на шутку, демонического безумца и еретика. Ведь церковь в таких ситуациях должна дать согласие на роль, считая актерскую профессию лицедейством и грехом, а тут такое...Либо церковь либо Охлабыстин...кто-то напортачил. Однако, возвращаясь к теме нашего разговора, — Мамонов до боли в скулах и стука пульса в висках передал этот психически неустойчивый, давлеющий над здравым смыслом и праведностью мир фанатика, почти что духовного людоеда. Олег Янковский как будто совместил последнюю роль и последний  жизненный путь, отмаливая грехи свои и людей, которые его окружали. В конце фильма он становится в буквальном смысле этого слова святым. И второстепенный актерский ряд удачно подчеркивает две «оппозиции». Фильм построен на противостоянии двух сторон, двух сакральных символов и это, в свою очередь, тоже понятно. Ведь режиссер фильма не кто иной как самый настоящий Лунгин, последний фильм которого (до «Царя») является всем известная лента «Остров», которая также активно демонстрирует те сакральные ценности, которыми фактически напичканы очень многие его ленты, в более или менее завуалированных формах. Но и в этом обвинить Лунгина на этот раз опять же нельзя.

Картина также оставляет и легкое непонимание. Но непонимание, скорее, не режиссерского подхода, а постановок ценностей фильма. Грозный, являя собой «плохого» персонажа, неожиданно заставляет сопереживать себе, глотать этот самый ком в горле, не злиться на него в то время, как в фильме он кровавый, очень близкий к шизофрении и богохульствам царь, боящийся при всем при том гнева божьего и ада. И игумен Филипп, который весь фильм держался свято, тихо и ровно, он не колебался в своих решениях, он знал, что получит поцелуй Иуды от человека, которого пытался спасти. И олицетворяя собой самое светлое, что есть в мире, представленном нашим глазам, он отводит первый план метаниям и абсурдному, животному безумству русского царя Ивана Грозного.

Параллельно, фильм можно передислоцировать и в наше время, ведь система ценностей у «приближенных» «царя» осталась та же.