Оригинальный «Кошмар» Уэса Крейвена, вышедший в прокат в 1984, имел для захиревшего жанра «слэшер» такое же значение, как Фродо для Средиземья. И причин тому как минимум две. Молчаливые кровожадные убийцы в масках и балахонах к середине 80-х вконец себя исчерпали – явление потустороннего остряка с убийственным юмором в шляпе, красно-зеленом свитере и с многолезвийной перчаткой неминуемо привело к обновлению застоявшегося жанра. По сути, до ироничной игры с штампами в «Криках», «Городских легендах» и «Я знаю, что вы сделали прошлым летом» оставался всего шаг (длиной, правда, лет в 10).

Но вместе с тем, произошло несомненное расширение горизонтов «молодежного ужастика» как увеселительного зрелища. «Кошмар на улице Вязов», в принципе, один из первых в тенденции (вульгаризированного, схематического, но все же) приобщения развлекательного молодежного кино к магистральным кинематографическим (и шире – культурным) традициям. В интересующем нас случае – это проблематика сновидений. Человеческая цивилизация за свою многовековую историю наделила сны множеством символов, легенд и страхов. Человек в силу собственной физиологии не может не спать, и уже сама неизбежность «медленной смерти» дает определенную почву для фобий. Но действительно страшно другое – мы ведь понятия не имеем, что принесет нам ночь: счастливый, несущий умиротворение и радость сон или же леденящий душу дикий кошмар, который, кажется, не закончится никогда. Обычно нам везет, и мы просыпаемся. Фильм Уэса Крейвена, в известной степени изящный и изобретательный, о тех, кому не повезло.

Надо сказать, обращение в середине 80-х к подобной тематике вполне закономерно: в начале десятилетия Штаты переживали крупнейший со времен «Великой депрессии» экономический спад, сопровождаемый социальным антагонизмом в городах и разгулом преступности. И сон как уход от трудной реальности был вполне логичной метафорой сублимации. Историю же жанра ужасов вообще можно рассматривать как историю буквализированных метафор общественных страхов.

Сам жанр «слэшера» был порожден принципиально новой социально-культурной ситуацией, когда главным потребителем голливудской продукции стала молодежь, привнесшая в развлекательный кинематограф свои предпочтения и свои страхи. «За что? почему я? и почему так жестоко?» — вот квинтэссенция ужастика для молодых парней и девушек, полных еще детских страхов темноты и незнакомцев, а также амбиций и хрустальных мечтаний, что вот-вот неминуемо разобьются вдребезги о реалии взрослой жизни («Хеллоуин», «Пятница, 13-е», «Техасская резня бензопилой»).

«Сексуальная революция» в свою очередь не только прописала обнаженную натуру на киноэкране, но и добавила киноужасам сексуально-патологическую окраску, а также изменила восприятие детей и деторождения вообще («Отвращение», «Ребенок Розмари», «Изгоняющий дьявола», «Чужой»). А немедленно последовавшая расплата за вакханалию «свободной любви» в виде вспыхнувшей эпидемии СПИДа реанимировала вампирскую тематику, причудливо скрестив эротизм и болезнь («Голод», «Интервью с вампиром», «Зависимость»).
И хотя проблем сейчас меньше не стало, жанр хоррора, пережив ряд взлетов и падений, медленно умирает. Воспитанное им современное циничное поколение становиться все труднее удивить и напугать. Растущая популярность жанра «мокьюментари», что, в принципе, соотносится с новым, достаточно робким возрождением реализма в мейнстриме, для хоррора собственно ничего хорошего не сулит. Напротив, предельное сближение миров по разные стороны экрана есть не что иное, как панический всхлип утопающего, разучившегося плавать («Ведьма из Блэр: курсовая с того света», «Дневники мертвецов», «Паранормальное явление»).

Американские кинопроизводители этот кризис прекрасно сознают и пытаются лечить общеупотребительной методикой (кризис идей для Голливуда сейчас проблема внежанровая), а именно массовыми ремейками знаковых картин прошлых лет, как собственно американских, так азиатских и европейских. За считанные годы в обновленной ипостаси к нам вернулись все ключевые (и даже второразрядные) картины жанра «слэшер», и к их числу, наконец, прибавился откровенно неудачный «Кошмар на улице Вязов», уступающий даже «Пятнице, 13-е», вполне средней работе 2009 года Маркуса Ниспела. И этот провал был во многом заранее предопределен.

Сразу следует сказать, что робкий пятиклассник на первом свидании чувствует себя на порядок увереннее дебютанта Сэмюэла Байера в кресле режиссера. Однако трепетное следование оригиналу в гораздо большей степени объясняется отсутствием идейной платформы современного хорроропроизводства вообще. Но гигантская индустрия обязана выпускать новые хиты, и «Кошмар» старый вымученно адаптируется под современного искушенного зрителя: акценты в клишированных моментах смещаются (Фредди возможно педофил, а может – безвинно убиен!), история усложняется, масштабы происходящего увеличиваются. Однако на этом нововведения, в сущности, и заканчиваются. 
Смертельно боясь потерять внимание зрителя, Байер с каждой сценой в меру способностей пытается нагнетать напряжение в своей «симфонии ужаса и скуки», сохраняя многие крейвеновские «аттракционы» ужасов (когтистая лапища, которая высовывается из пены, коридорное видение умершей подруги в мешке для трупов, трясина вместо пола). А ведь многое из того, что пугает в 80-е, в нулевые может вызвать лишь смех (к счастью, хоть от поэтичного образа кровожадной кровати, которая в свое время съела молодого Джонни Деппа, создатели нашли в себе смелость отказатся).

Вторичен и сам образ маньяка-юмориста. Жаль Джеки Эрла Хейли, которого заставили играть не столько самого харизматичного монстра Фредди Крюгера, сколько молодого Роберта Инглунда в роли самого харизматичного монстра Фредди Крюгера. Положительного результата здесь и быть не могло.

Из всех составляющих только картинка претерпела действительно серьезные изменения и вроде бы в лучшую сторону (что немудрено в наш век высоких технологий), однако вскоре от китчеватой красивости и гнетущей тяжести «мира Фредди» тебя начинает упорно клонить в сон вместе с невыразительными и безликими героями этого невыразительного и безликого фильма.

Действительно умных и по-настоящему страшных картин за последние годы можно пересчитать по пальцам. Однако сокрушаться, наверное, по этому поводу не стоит. Совсем наоборот: друзья, в пору коллективно возрадоваться! Ибо, оказывается, нет у нас пока таких проблем, которые заставили бы жанр ужасов обновить свой инструментарий, а нас – испуганно вжиматься в кресло и вздрагивать от каждого громкого звука. Кинохоррору остается мирно почивать в хрустальном гробу в ожидании иных времен: лучших для себя, худших для человечества. И что ж, пусть спит клыкастая Спящая красавица. Подольше.