Советский «объектив» | Галерея Искусств Зураба Церетели до 25.04

Аркадий Шайхет — Девушки-физкультурницы, Москва, 1924

На Пречистенке 19 до конца этой недели еще  можно посмотреть порцию сугубо отечественной фотографии в рамках Фотобиеннале 2010: Александр Бородулин «Ретроспектива. Часть I», Валерий Щеколдин «Обратная перспектива», Аркадий Шайхет «Начало. 1923—1927» и Андрей Гордасевич «Пары. Париж. 2004—2009». Я бы хотела остановиться на первых трёх выставках, так как они в соседстве представляют собой отличную иллюстрацию положения дел в документальной фотографии в Советском союзе.

«Самые впечатляющие картины фотография рисует как раз в условиях рабства, угнетения, голода и войны. Социальная фотография и возникла-то как эмоциональная реакция на невыносимые условия человеческого существования. В раю фотография сразу бы опошлилась. Настоящая документальная социальная фотография расцвела бы в аду.» Из статьи Валерия Щеколдина

В СССР в фотографии, как и в искусстве, существовало две жизни — официальная и подпольная. Официальная находилась на службе идеологии, государства. Неофициальная никому не служила, она была про саму жизнь. Советское руководство, быстро оценив пропагандистские возможности искусства и фотографии, стало накладывать жесткие ограничения на эту деятельность в публичном официальном пространстве (а частной жизни, как известно, в Советском союзе не было, разве что глубоко «под полом»), а также «направлять» её в нужное русло. Фотография, основным путем существования которой в то время была документалистика, находила своё место в журналах и газетах, одни названия которых обозначают вполне ясно политику изданий («Труд», «Правда», «Огонёк», «Московский пролетарий» и т.п.). Снимки в прессе должны были показывать желаемое настоящее — счастливые лица, коллективный труд, детишки, Ленин-Сталин-Первомай. Фотографии жестко отбирались, ретушировались, потому что основной проблемой было несоответствие настоящей жизни желаемой. Не стоит и говорить о постановочности многих документальных официальных кадров — фотограф Евгений Халдей, к примеру, часто возил с собой красный флаг, который снимал при подходящих обстоятельствах, в том числе и на здании Рейхстага. На выставке очень важно понимать этот факт «двумирия» — без него сложно в полной мере оценить снимки.

Аркадий Шайхет — Единогласно. Выборы в местные советы, 1925; Лампочка Ильича, 1925; Забастовка у частника, Москва, 1924

Аркадий Шайхет (настоящее имя — Абрам Шойхет) начал свою фотографическую карьеру в 1922 году, когда утроился ретушёром в московскую студию «Рембрант», где ему впоследствии посоветовали попробовать себя в документальной фотографии. Первые снимки публиковались в «Рабочей газете», после чего он начал стабильно печататься в советской прессе. В 1926 году он попадает в одно из ведущих изданий — «Огонёк», где для оперативной работы имелся даже собственный самолёт. Его авторству принадлежит множество фотографий, ставших сейчас классическими иллюстрациями советского времени.

Аркадий Шайхет — Красноармейцы на лыжной прогулке, 1927; Утренняя зарядка, 1927; Парад на Красной площади. Велосипедисты, 1924

В 1927 году Шайхет 4 месяца провел в Бутырке из-за снимка Клары Цеткин — на нем был виден край нижней юбки. Причем сам Шайхет порвал этот снимок, а увидели его по причине доноса — уже в склеенном заново виде и с комментарием «Вот как некоторые фоторепортёры снимают вождей мировой революции».

Это было время, когда «звёздами» с обложек, помимо партийных деятелей, стал пролетариат, обычные люди, ничем собственно не отличающиеся друг от друга. Это была попытка навязать восторженную наивность, которая сейчас по прежнему зависла и наверное уже не перезагрузится в головах значительной части населения почетного возраста, заставшей самый момент медийной идеологической долбёжки. Во время Шайхета сами фотографы всё ещё верили в возможность изменить жизнь подобными методами. И их съемки были зачастую искренне выражаемым собственным мнением. Но это продлилось недолго. Потому что счастливые дети, рабочие и доярки так и не перешли со страниц журналов в реальную жизнь, а если и перешли — толку от этого для страны и народного счастья было мало. Настоящая жизнь была другой. И этой жизнью занималась фотография «в стол».

Аркадий Шайхет — Крестьянский курорт в Ливадии. Утренняя зарядка, 1926; Крестьяне отдыхают в царском дворце в Ливадии, 1926. Крестьян, которые должны были отправиться в санаторий, в деревнях провожали как на войну, потому что это понятие было им не известно. Также существует большое сомнение в непостановочности этих кадров — особенно второго, где крестьянин читает газету. Царский дворец в Ливадии, превращённый в санаторий для крестьян, выглядит горько и комично, показывая всю абсурдность происходящего.

Снимки Александра Бородулина и Валерия Щеколдина на выставке датированы примерно одним и тем же временем — это отрезок с конца 1960-х до начала 1990-х. Говорить о том, что спустя пару десятков лет после Шайхета в отношении фотоцензуры многое изменилось, сложно.

Александр Бородулин — У Мавзолея, Москва, конец 1960-х

Александр Бородулин, сын не менее известного Льва Бородулина, снимать начал в 14 лет. И снимал он все сугубо анти-идеологическое — на выставке множество снимков старых людей, которые выглядят отнюдь не счастливыми пенсионерами советского социализма.

Александр Бородулин — Москва, конец 1960-х

А в 1974 году эмигрировал в США, где, пройдя путь от спортивной фотографии до модной, попал в самое сердце богемной тусовки Нью-Йорка 1970-х. Его снимки появлялись во множестве журналов, а самая знаменитая съемка — в 1988 году, когда он возвращается в Москву, чтобы снять российских девушек для американского Playboy.

Александр Бородулин — Timeless, Нью-Йорк, 1979; Studio 54, Нью-Йорк, конец 1970-х; Некому позвонить, Нью-Йорк, 1981

Валерий Щеколдин — Ульяновск, 1975

«Социальной фотографии все равно, в каком обществе жить и функционировать: она недовольная любым строем — и тоталитарным и демократическим — в одном обществе ей не хватает свободы, в другом — денег. В мире нет и не предусмотрено совершенство: за счет этого несовершенства он развивается и живет.» Из статьи Валерия Щеколдина

Валерий Щеколдин фотографировать тоже начал рано — с 16 лет. Родившись в Ульяновске, в Москву он перебрался в не особенно комфортные условия — получить прописку можно было не сразу, а без неё работы не давали. Глупая политическая пропаганда на его снимках появлялась во всей красе. Это привело к целой серии фотографий: «...Тогда я придумал для себя направление: «Соцкретинизм» – и стал последовательно выявлять абсурд системы. Когда снимков набралось достаточно, я подумал, что неплохо было бы издать книгу со скромным названием «Искусство вырождения». Но тогда ещё шло махровое советское время: только-только умер Брежнев и еще жив был Андропов – никакой оттепели не предвиделось, наоборот, система пыталась подкручивать гайки».

Валерий Щеколдин — Ульяновск, 1979; Ульяновск, 1974; Московская область, Дубосеково, 8-мая 1984


Валерий Щеколдин — Сверхувеличение, Ульяновск, 1978; Татария, 1979; Ульяновск, 1981

«Я с ужасом жду, когда русская фотография, рабски копируя нашу жизнь, станет по-настоящему абсурдной, адекватной жизни и истинно авангардной, без всяких натужных артистических жестов.» Из статьи Валерия Щеколдина

Современная документальная фотография отличается скорее другой крайностью — нарочитой провокационностью и постоянной попыткой поднять самое больное, грязное, вызывающее негативные саркастические эмоции. В современной фотографии уже другие законы, другие тенденции и другие методы отражения реальности и манипулирования сознанием — но это уже другая история.

Еще по теме: другие избранные события Фотобиеннале 2010

Код для блога:
Vkontakte:


Twitter:

Facebook:

Вы можете оставить комментарий, используя свой аккаунт на Facebook или Twitter:

Connect with Facebook

или же заполнив форму ниже: